Неточные совпадения
И если вспомнить, что все это совершается на маленькой планете, затерянной в безграничии вселенной, среди
тысяч грандиозных созвездий, среди
миллионов планет, в сравнении с которыми земля, быть может, единственная пылинка, где родился и живет человек, существо, которому отведено только пять-шесть десятков
лет жизни…
— Во-первых, вы, господин Келлер, в вашей статье чрезвычайно неточно обозначили мое состояние: никаких
миллионов я не получал: у меня, может быть, только восьмая или десятая доля того, что вы у меня предполагаете; во-вторых, никаких десятков
тысяч на меня в Швейцарии истрачено не было: Шнейдер получал по шестисот рублей в
год, да и то всего только первые три
года, а за хорошенькими гувернантками в Париж Павлищев никогда не ездил; это опять клевета.
Он за
тысячу, за
миллион лет знал, что Адам и Ева согрешат, и, стало быть, они не могли не согрешить.
Показалось Александрову, что он знал эту чудесную девушку давным-давно, может быть,
тысячу лет назад, и теперь сразу вновь узнал ее всю и навсегда, и хотя бы прошли еще
миллионы лет, он никогда не позабудет этой грациозной, воздушной фигуры со слегка склоненной головой, этого неповторяющегося, единственного «своего» лица с нежным и умным лбом под темными каштаново-рыжими волосами, заплетенными в корону, этих больших внимательных серых глаз, у которых раек был в тончайшем мраморном узоре, и вокруг синих зрачков играли крошечные золотые кристаллики, и этой чуть заметной ласковой улыбки на необыкновенных губах, такой совершенной формы, какую Александров видел только в корпусе, в рисовальном классе, когда, по указанию старого Шмелькова, он срисовывал с гипсового бюста одну из Венер.
— Вот это, брат, так жизнеописание! — в восторга воскликнул Глумов. — Выходит, что ты в течение 62
лет «за житие» всего-навсего уплатил серебром
миллион сто семьдесят одну
тысячу восемьсот восемьдесят семь рублей тридцать одну копейку. Ни копейки больше, ни копейки меньше — вся жизнь как на ладони! Ну, право, недорого обошлось!
— И покажу, если, впрочем, в зоологический сад не отдал. У меня денег пропасть, на сто
лет хватит. В прошлом
году я в Ниццу ездил — смотрю, на горе у самого въезда замок Одиффре стоит. Спрашиваю: что стоит? —
миллион двести
тысяч! Делать нечего, вынул из кармана деньги и отсчитал!
Хотя, с другой стороны, если подумать, что в России сто
миллионов населения, что интеллигенции наберется около
миллиона, что из этого
миллиона в течение десяти
лет выдвинется всего одно или, много, два литературных дарования, — нет, эта комбинация приводила меня в отчаяние, потому что приходилось самого себя считать избранником, солью земли, тем счастливым номером, на который падает выигрыш в двести
тысяч.
Сыновья и приказчики определяли этот доход приблизительно в триста
тысяч и говорили, что он был бы
тысяч на сто больше, если бы старик «не раскидывался», то есть не отпускал в кредит без разбору; за последние десять
лет одних безнадежных векселей набралось почти на
миллион, и старший приказчик, когда заходила речь об этом, хитро подмигивал глазом и говорил слова, значение которых было не для всех ясно...
Когда крестный говорил о чиновниках, он вспомнил о лицах, бывших на обеде, вспомнил бойкого секретаря, и в голове его мелькнула мысль о том, что этот кругленький человечек, наверно, имеет не больше
тысячи рублей в
год, а у него, Фомы, —
миллион. Но этот человек живет так легко и свободно, а он, Фома, не умеет, конфузится жить. Это сопоставление и речь крестного возбудили в нем целый вихрь мыслей, но он успел схватить и оформить лишь одну из них.
Сумма расходов простиралась до шестисот
тысяч рублей ежегодно, а за сорок
лет его экономского служения у него, значит, обратилось до двадцати четырех
миллионов, но к рукам ничего не прилипло.
Из похищенного
миллиона у него осталось всего-навсе двести пятьдесят
тысяч, а он в течение двадцати пяти
лет, несмотря на всю быстроту судопроизводства, едва-едва успел дотянуть до половины буквы В. Сто двадцать пять городов, местечек, посадов и крепостей были свидетелями торжества его добродетели, но сколько еще
тысяч городов предстоит впереди — это невозможно даже приблизительно определить.
— А какие деньги прошли через мои руки тогда, ваше превосходительство? В десять
лет я добыл в Сибири больше двух
тысяч пудов золота, а это, говорят, двадцать пять
миллионов рубликов чистеньких. И куда, подумаешь, все девалось? Ежели бы десятую часть оставить на старость… Ну, да бог милостив: вот только дело в сенате кончится, сейчас же махну в енисейскую тайгу и покажу нынешним золотопромышленникам, как надо золото добывать. Тарас Злобин еще постоит за себя…
— Стоял я тогда в «Европейской», — говорил он, не отрывая глаз от рук суфлера. — Повар, понимаешь, француз, шесть
тысяч жалованья в
год. Там ведь на Урале, когда наедут золотопромышленники, такие кутежи идут…
миллионами пахнет!..
То есть вы понимаете меня, — это черт знает что такое! Триста золотых червонцев — ни больше, ни меньше!.. А ведь это-с
тысяча рублей! Полковницкое жалованье за целый
год службы…
Миллион картечей! Как это выговорить и предъявить такое требование к офицеру? Но, однако, я нашелся: червонцев у меня, думаю, столько нет, но честь свою я поддержать должен.
Я знал, что есть такие звезды в небесных пространствах, от которых лучи доходят на землю лишь в
тысячи и
миллионы лет.
— Как вперед загадывать? — отвечал Яким Прохорыч. — Может статься, и много меньше пятидесяти
тысяч положишь, а
года в два
миллион наживешь.
А если подумать еще о том, что о каждом из нас и помина не было, когда за сто, за
тысячи, за много
тысяч лет жили на земле такие же люди, как и я, так же рожались, росли, старелись и умирали, что от
миллионов миллионов людей, таких же, как я теперь, не только костей, но и праха от костей не осталось, и что после меня будут жить такие же, как я,
миллионы миллионов людей, из моего праха вырастет трава и траву поедят овцы, а овец съедят люди, и от меня никакой ни пылинки, ни памяти не останется!
Так же точно и после смерти — тогда ведь все равно, что день, что
тысяча,
миллион лет.
Если бы человек засыпал, как в сказках, на
тысячи лет, он засыпал бы так же спокойно, как и на два часа. Для сознания не временной, но истинной жизни
миллион лет перерыва во времени и восемь часов — всё равно, потому что времени для такой жизни нет.
Мой брат умер вчера или
тысячу лет тому назад, и та самая сила его жизни, которая действовала при его плотском существовании, продолжает действовать во мне и в сотнях,
тысячах,
миллионах людей еще сильнее, несмотря на то, что видимый мне центр этой силы его временного плотского существования исчез из моих глаз.
Между тем некоторые сочинения по части раскола, явившиеся в последнее время (с 1857 г.), частью в журналах, частью отдельными книгами, доказали, что русская публика жаждет уяснения этого предмета, горячо желает, чтобы путем всепросвещающего анализа разъяснили ей наконец загадочное явление, отражающееся на десятке
миллионов русских людей и не на одной сотне
тысяч народа в Пруссии, Австрии, Дунайских княжествах, Турции, Малой Азии, Египте и, может быть, даже Японии [«Путешественник в Опоньское царство», о раскольнической рукописи первых
годов XVIII столетия.].
Но вот уже более 30
лет ловят, заключают, казнят, ссылают этих людей
тысячами, а количество их все увеличивается, и недовольство существующим строем жизни не только растет, но все расширяется и захватило теперь уже
миллионы людей рабочего народа, огромное большинство всего народа.
Проезжий. А как же, по газетам видать, что в прошлом
году на семьсот
миллионов, — а
миллион ведь это
тысяча тысяч рублей, — так на семьсот
миллионов вина мужички выпили.
Были когда-то, говорят, мученики Христа, но это было исключение; их насчитывают у нас 380
тысяч — вольных и невольных за 1800
лет; но сочтите мучеников мира, — и на одного мученика Христа придется
тысяча мучеников учения мира, которых страдания в сто раз ужаснее. Одних убитых на воинах нынешнего столетия насчитывают тридцать
миллионов человек.